Елена Волынская

Слышу по первому каналу :» главный праздник страны…». Впервые такую фразу услышала, точнее прочитала в отцовской поздравительной открытке. Он ещё повторился: « запомните : 9 мая – главный наш праздник» Я запомнила. А знаете почему ? Да потому что до этого на тему войны не разговаривали, особенно в моём детстве, в 40-е- 50 –е годы. Песни военные пели, рюмочку выпивали за помин душ, «чтобы не было войны «. А чтоб вспоминать , этого не было. Все мужчины- учителя нашей школы, а это порядка десяти, были фронтовиками. И это было в порядке вещей. Вспоминали как радовались победе, как ликовали , ждали своих. Они, пережившие ужасы войны, хотели просто жить, хотели семью, детей, хотели работать и жить будущим, а войну забыть. Не говорили о войне в нашей семье. Некоторые подробности о своём отце я узнала только недавно, в своём пенсионном возрасте от родных. Отец вообще был человеком закрытым, пожалуй даже угрюмым, жёстким, бескомпромиссным, патологически честным. Принести мне с работы для черчения мягкий карандаш ? Об этом можно было не заикаться. Да мы с ним и не разговаривали ни разу в жизни. В детстве по лбу ложкой за столом, в отрочестве ремнём по известному месту за опоздание, запреты на всё и никакие слёзы не помогут. Всем, и моему мужу, повторял любимое: « а ты – сопляк , молчи!» Понять отца можно. Своего отца , единственного « красного» среди братьев – белых офицеров, он лишился в четырнадцать. Бабушку родня не жаловала. Не окончив УПИ, тогда индустриальный, ушел на фронт и вскоре оказался в Сталинградском котле, попал в плен, несколько раз бежал. Перед фронтом женился, в сорок третьем родилась я. Для семьи он пропал без вести. Маму очень поддерживал тогда брат отца, Евгений. Мамин одноклассник, он со школы был в неё влюблён, не скрывал этого. В письмах уговаривал надеяться, ждать, но и обещал в любом случае быть опорой, помогать, считал нас с мамой своей семьёй. С войны отец не просто вернулся, но ему позволили доучиться и даже каким то чудом допустили до должности главного металлурга мотозавода. Его ценили .Уже на похоронах от его коллег я узнала, что был он талантливым изобретателем и рационализатором, что много сделал для завода. Что был хорошим руководителем и порядочным человеком. А в моём детстве, когда они с мамой «доучивались» в Свердловске, когда у них родился мой брат, мне места не было. Я жила с бабушкой. Их новой семье, новой любви я мешала. Так просто и говорил: не мешай. Суровый, неприступный, аккуратный до абсурда, педантичный, он не находил во мне этого и раздражался. Любил меня , как мог , заботился. Подарки привозил из командировок, бабушек просил учить меня вязать шить. Его брат Евгений, подполковник, награждённый орденами Боевого Красного Знамени, Красной Звезды , Отечественной войны первой степени, Александра Невского, командир дивизиона, не дошедший до Рейхстага меньше полутора километров, похоронен в немецком городе Магдебурге. Кем остался дядя Женя для своей матери, моей бабушки, жившей с нами? Конечно любимым сыном, нежным, понимающим, сочувствующим. А для мамы моей, жены моего отца? Понятно, что прекрасным принцем, волшебной мечтой о вечной, идеальной любви. Обе сравнивали поневоле, говорили прямо вслух. Отец молчал. Разве поспоришь с правдой.! Был он обычным, живым человеком, пришедшим из ада больным физически и с надломленной психикой. Кто тогда думал о психологической реабилитации? Слов таких не было. Зато была практика, политика партии и правительства свозить наводнившие после войны города инвалидов без ног, катающихся на низких деревянных платформочках на подшипниках. Они ловко отталкивались от земли деревянными чурбачками, но очень портили кому- то картину прекрасной мирной жизни. Отцу повезло. Его лечили, давали путёвки. Он старался для семьи – держал кроликов, даже одно время корову, ловил рыбу, солидное подспорье для семьи, растил троих детей, работал. Жил земной мирной жизнью, оставаясь собой, таким же категоричным, непреклонным. К старости, как водится, смягчился, стал сентиментальным. На редком для него любительском снимке отец улыбается от смущения, что не может скрыть радости, прикалывая юбилейную медаль Победы. Смотрит в объектив с самоиронией, седой, стыдящийся своих искренних чувств. А ведь поговорила я все же с отцом, но как! Приехала на один день, сидим с ним вдвоем за столом. И он рассказывает, рассказывает мне о своей войне! Говорит и говорит, собеседник не нужен, нужно выговориться. А я сплю! Проваливаюсь в сон, даже задаю вопросы, но засыпаю снова и снова. Трясу головой, тру глаза, подпираю руками падающую голову, жую что то.. « да ты слушаешь меня, дочка?» «слушаю, папа», а сквозь тяжесть сна слышу только отдельные слова…. Из тех сонных посиделок запомнилось только, что вызывать на допросы его перестали совсем недавно. Что мучительным и унизительным был ослепительный свет сильного прожектора прямо в глаза. Что КГБ- это не «контора», а каждый раз маленький частный домик на окраине города. Те наши с ним посиделки тет а тет были первыми и оказались последними. Никогда до этого отец о войне не говорил. А теперь уже не расскажет. Елена Волынская – Балабанова. 02.05. 2018