Отражение

Яйцо «Заливное дерево», подарено вдовствующей императрице Марии Феодоровне ее сыном, императором Николаем II, на Пасху 1911 года. ⠀ ⠀ Мотив вечнозеленого лавра, символизирующего бессмертие и славу, выбран неслучайно - в том году исполнилось 30 лет со дня вхождения Марии Феодоровны на русский престол. ⠀ ⠀ Крона лаврового дерева имеет форму яйца и состоит из 325 листьев, высеченных из саянского нефрита - камня, который благодаря своим замечательным пластическим свойствам особенно любил Карл Фаберже и был использован для создания многих шедевров его компании. В нефритовую крону дерева помещена золотая певчая птица, механизм которого настолько хорошо выполнен, что отлично работает и по сей день. ⠀ ⠀ Императрица Мария Феодоровна была слабость к птицам, и Фаберже, зная это, часто поставляла ей пасхальные подарки механическими птицами. Музей Фаберже

Последний Жених — Мама, у меня до тебя есть дело! — Сегодня до твоей мамы у всех есть дело! Фима пришел просить десять рублей, а я дала рубль, Саля пришла за солью, а я перепутала и дала ей сахару. И что ты себе думаешь — они теперь со мной не разговаривают! А еще.. — Мама, я выхожу замуж! Циля отложила вязальные спицы и внимательно посмотрела на дочь. — Фирочка, моё ты золотко! А скажи своей старой маме, тебе еще не надоело хоронить своих мужей? Зачем тебе еще один? — Мама, мне всего 73! — Ну да, ты совсем еще девочка! А кто он, Фира? Очередной скрипач? — Да. Из филармонии. — А сколько ему лет? — 69. — О, да он совсем еще дитя! И ты таки думаешь, что он будет именно тем, кто, наконец, похоронит нас с тобой? — Мама, что Вы мне такое говорите?! — Тогда я согласная! Твоя больная мама больше не может ходить на кладбище и носить цветы твоим женихам. Я хочу, чтобы и на мою могилу было кому прийти. — Мама, у него сын а Америке, мы улетим туда. Вместе с тобой! — Ай-вэй, и что я не видела в той Америке? Лучше я всю жизнь буду сидеть тут на табуретке и так и умру, но в Америку не поеду. — За Америку мы потом поговорим, мама. Главное – я выхожу замуж. Только не кричите так громко – соседи услышат. — Не учи свою маму – мама тебя на 17 лет старше! Когда ты меня познакомишь с тем, кто так крепко взял за сердце мою Фирочку? — Давид сегодня придет к нам в гости. Когда город полностью отдался во власть июльского вечера и воздух наполнился густым ароматом растений, в арке дома № 5 по улице Мицкевича появилась фигура человека в светлом костюме и с футляром в руке. — Ой, смотрите, к Фирочке очередной кавалер пожаловал! – заулыбалась во все свои 12 зубов соседка Роза. — В костюме и шляпе, вы только поглядите! – подхватила с другого балкона баба Софа. — Закройте рты, старые гарпии! – вылезла в окно Циля, — Что б до вас так кто ходил! Хотите поговорить за это, так я послушаю, но только завтра, а сегодня не тилипайте своими языками не разматывайте мне нервы! Давид, втянув голову в плечи, медленно поднимался по ступеням. Старик понимал всю комичность ситуации со свадьбой, но Фира ему очень нравилась. Она часто приходила на его концерты в Филармонию на бывшую Рудольфпляц, после чего они медленно прогуливались в сторону Ратуши, а затем шли пить кофе на Кобылянскую. Прохожие часто с умилением поглядывали на эту на парочку, которая всегда ходила под руку – он в неизменной шляпе и с тростью в руке, а она в старинном платье и веером на запястье. Сын Давида в 86-м уехал в США, где еврейская диаспора нашла ему хорошую работу. Он немного обжился, заработал денег и позвал отца к себе. Но Давид не хотел уезжать один, так как не мог расстаться с Фирой. Ради неё он готов был даже на то, чтобы взять с собой и её мать. Скрипач знал, что старая Циля не захочет никуда уезжать, поэтому на первое знакомство взял с собой оружие, которым он умел убеждать любых женщин – верную скрипку. Давид нажал кнопку звонка, снял шляпу и зашел в квартиру. Дверь быстро захлопнулась. Через полчаса Роза, лупившая грязнулю-сына, Софа, развешивающая на веревках белье, Адик, лежащий с ключами под «Запорожцем», Дова и Ефим, играющие в карты, а так же прочие обитатели двора разом побросали свои занятия и уставились на окна Цили. Никогда в жизни они не слышали столь красивой музыки, которая лилась из-за кружевных занавесок на втором этаже. Звуки скрипки пронизывали тяжелый теплый воздух, поднимались куда-то вверх к облакам и с невероятной силой обрушивались вниз. Соседи, затаив дыхание, слушали музыку и боялись шелохнуться, чтобы не нарушить это волшебство. Внезапно скрипка умолкла, и из окон Цили раздался крик. В ту же секунду на балкон выскочила Фира и закричала: — Вызовите «скорую»! Я вас умоляю, скорее, маме плохо! … Старая Циля умерла на своей любимой табуретке. Дочка совсем скоро ушла вслед за мамой. Давид не уехал к сыну. Он остался и каждый день и в дождь, и в снег приходил на кладбище, чтобы играть на скрипке своей Фире и старой Циле. Владимир Любаров

София Лорен на Венецианском кинофестивале 1955 года. Софи Лорен и Карло Понти, несмотря на довольно большую разницу в возрасте, счастливо прожили в браке почти 50 лет Мэрилин монро

Невероятная снежная скульптура!

«Несколько лет назад, когда я пела в «ABC», как-то вечером я спустилась в бар, в двух шагах от мюзик-холла, чтобы выпить чашку кофе. Сидя у стойки, я увидела в окно проходившую по улице женщину в плохо сшитом габардиновом пальто. В руках она несла какой-то сверток. Я бы не обратила на неё внимания, если бы не заметила затравленного взгляда отчаявшегося человека. Я не двинулась с места, размышляя, что же могло привести ее в такое состояние? Вдруг она снова прошла мимо кафе. Она удалялась маленькими, быстрыми шагами. Как будто бежала от чего-то, в руках у нее уже ничего не было. Я выскочила на улицу. Напрягая зрение, прошла по темному переулку. В глубине одной подворотни я наметила сверток. Это был небольшой ящик из-под фруктов, набитый лохмотьями, а внутри спал, словно ангелочек, новорожденный младенец! Я повернулась и побежала, как сумасшедшая! Случаю было угодно, чтобы я догнала несчастную. Я схватила ее за руку и строго сказала: «Сейчас же вернитесь за ним. И не стыдно вам! « Я обидела ее, она заплакала. «Не зовите полицию... Не зовите, умоляю вас... « — непрерывно повторяла она. Я отвела ее в переулок, положила ей на руки ребенка и выслушала историю, банальную, конечно. Её соблазнили и бросили, она родила, а семья выкинула ее на улицу без единого су. Тут в свою очередь заплакала я. Она была так молода. Ей не было еще девятнадцати лет! Такая худенькая, такая маленькая. Я сказала ей: «Подождите меня здесь». Поднялась в свою уборную, заполнила чек, бегом спустилась вниз и сунула ей в руку. Я сказала: «Никогда не отчаивайтесь. Если вам что-нибудь понадобится, нажмите звонок у моих дверей. Вам откроют, и мой дом будет вашим». Она взглянула на чек — миллион! Я только услышала: «О, мадам! Мадам... « И она пустилась бежать. Через два года она мне написала, что вышла замуж. Свою дочь назвала Эдит. В конверте был маленький медальон-амулет – с единственным выгравированным словом: «Спасибо». Этот медальон всегда при мне». Эдит Пиаф

Зиновию Гердту одна из его жен привезла из-за границы машину с правосторонним рулем. Тогда их по Москве ходили считанные единицы. И вот едут они с каких-то посиделок: Гердт слева, вполне веселый, а жена за рулем справа. Где-то «нарушили», подбегает гаишник, и Гердт, как любой автомобилист, начинает с ним собачиться: ничего, мол, не нарушали, правильно ехали… Конечно, гаишник моментально унюхал: - Что такое?! Пьяный за рулем?! Гердт ему тут же: - А где вы видите руль?. Тот заглядывает — руля нет. Глаза у гаишника, по словам Гердта, сделались безумные, и Гердт, великий мастер импровизации, добивает его окончательно: - Молодой человек, я всегда, когда выпью, руль передаю жене!

Я был совсем маленьким, когда у нас в доме появился телефон — один из первых телефонов в нашем городе. Помните такие большие громоздкие ящики — аппараты? Я был ещё слишком мал ростом, чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел, как мои родители разговаривали по телефону. Позже я догадался, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут Оператор, Будьте Добры. И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал. Оператор, Будьте Добры знала всё: от телефонных номеров соседей до расписания поездов. Мой первый опыт общения с этим джинном в бутылке произошёл, когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене. — Оператор, Будьте Добры. — Слушаю. — Знаете, я ударил палец… молотком….. И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель. — Мама дома? — спросила Оператор, Будьте Добры. — Нет никого, — пробормотал я. — Кровь идет? — спросил голос. — Нет, просто болит очень. — Есть лед в доме? — Да. — Сможешь открыть ящик со льдом? — Да. — Приложи кусочек льда к пальцу, — посоветовал голос. После этого случая я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у нее, чем кормить хомячка. Однажды наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня, но я был неутешен и спросил: — Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением, должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки? — Пол, - сказала она тихо, — всегда помни: есть другие миры, где можно петь. И я как-то сразу успокоился. На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил, как пишется слово fix. Когда мне исполнилось 9, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моем прежнем доме и никак не ассоциировался у меня с новеньким блестящим телефоном на столике в холле. Подростком я тоже не забывал о ней - память о защищенности, которую давали мне эти диалоги, помогала мне в моменты недоумения и растерянности. Уже взрослым я смог оценить, сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом. Через несколько лет, уже после окончания колледжа, я был проездом в своём родном городе. У меня было всего полчаса до пересадки на самолет. Не раздумывая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер... Удивительно, но её голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил: -Не подскажете ли, как пишется слово fix? Сначала — длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда: — Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени. Я засмеялся: — О, это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы, как много значили для меня наши разговоры! — А мне интересно, знал ли ты, как много твои звонки значили для меня? У меня никогда не было детей, и твои звонки были для меня такой радостью. И тогда я рассказал ей, как часто вспоминал о ней все эти годы и спросил, можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять. - Конечно, - ответила она. — Просто позвони и позови Салли. Через три месяца я опять был проездом в этом городе. Мне ответил другой, незнакомый голос: - Оператор. Я попросил позвать Салли. - Вы ее друг? -спросил голос. - Да, очень старый друг, — ответил я. - Мне очень жаль, но Салли умерла несколько недель назад. Прежде чем я успел повесить трубку, она сказала: - Подождите минутку. Вас зовут Пол? - Да. - Если так, то Салли оставила записку для вас, на тот случай, если вы позвоните… Разрешите мне прочитать ее вам? Так… в записке сказано: «Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймёт». Я поблагодарил её и повесил трубку. Пол Виллард, «Старый телефон»

Подруги делятся *новостями* - Роза, таки вчера была в гостях у знакомого... - Ну и шо, Цилечка? Шо там было? -Он сказал мне чувствовать себя как дома... - И шо...? - Таки , я вышвырнула его за дверь... Не люблю гостей...

Однажды фермер обнаружил, что потерял в сарае с сеном свои часы. Несмотря на то, что они не представляли собой никакой ценности, и стоимость их была невелика, часы были дороги фермеру как подарок от любимого человека. После безрезультатных долгих поисков вдоль и поперек сарая, он сдался. Сил уже не было. Увидев неподалеку играющих мальчиков, он решил обратиться за помощью к ним и пообещал вознаграждение тому, кто отыщет в сене его часы. Услышав это, мальчишки ватагой помчались к сараю, облазили весь стог сверху донизу, но часов так и не нашли. И в момент, когда фермер уже собирался оставить все попытки разыскать часы, к нему подошёл маленький мальчик и попросил дать ему ещё шанс. Фермер, посмотрев на него, подумал, а почему бы и нет, тем более ребёнок выглядел достаточно искренним. Поэтому фермер отправил мальчика в сарай. Каково же было его изумление, когда спустя некоторое время мальчик вышел из сарая с часами в руке. Фермер, охваченный радостью, с любопытством спросил, как ему удалось сделать то, в чём остальные мальчишки потерпели неудачу. Мальчик ответил: «Я не делал ничего. Я просто сидел на полу и слушал. В тишине я услышал их тиканье, пошёл по направлению звука и нашёл их». Мораль: спокойный, безмятежный разум может мыслить лучше, чем возбужденный и взволнованный. Давайте своему разуму несколько минут тишины в день. А душа сама всегда знает, что ей делать, чтобы исцелиться.

Агата Кристи пишет у себя дома, 1959.

Выходной так, как проводит его муж: однажды я поменялась с ним местами. Однажды я поменялась местами с мужем и провела выходной так, как обычно делает он. Утром я спросила, что на завтрак, и уточнила, есть ли в доме сливки. После завтрака забыла поставить посуду в посудомойку, бегом оделась и, обуваясь, объяснила срочный уход тем, что у меня закончился кондиционер для волос (мужу обычно нужна какая-то деталь для велосипеда). «Я скоро!» — крикнула на прощанье. Но «скоро» затянулось. — Понимаешь, никак не мог найти цепь нужного размера, — в прошлые выходные мой муж так объяснял свое долгое отсутствие. — Понимаешь, еще не придумали кондиционер для волос, который бы меня полностью устраивал, — собиралась сказать я, возвратившись домой к обеду и… перенюхала все духи в парфюмерном магазине, забежала в кафе и выпила кофе с эклером, потом вспомнила, что хочу новую помаду, а после еще и заскочила в обувной за удобными босоножками. На пороге дома я появилась уставшая и… недовольная: — Фу, жара! — возмущалась я, плюхаясь на диван. — Как же я устала! — добавила, чтоб никому в голову не пришло попросить меня что-то сделать. — Дайте часик отдохнуть и будем обедать, — я удобно устроилась на диване. Надо сказать, впервые это «будем обедать» я произносила с невероятным удовольствием, потому что вкладывала в него не «будем обедать обед, который я сварила», а «будем обедать обед, которым вы меня угостите». Понял это муж не сразу. А только тогда, когда сын стал появляться на кухне каждые три минуты и с плаксивым «Я голооодный!» заглядывать в холодильник. Звук открывающегося и закрывающегося холодильника почти усыпил меня, и я, подложив под голову еще одну подушку, потянулась за пультом от телевизора. А муж, поняв, что еще пару детских заходов — и дверь холодильника отвалится, заказал на обед пиццу. Пицца была настолько сытная, что меня еще больше потянуло поспать, о чем я и сообщила домашним. Закрылась в спальне. Взяла с полки первую попавшуюся книгу. А после написала мужу в вотсап: «Будь добр, принеси водички». Я не видела лицо мужа, когда он сообщение получил. И возможно, он скрывал какие-то эмоции, когда со спокойным видом принес мне чашку с водой и заговорил: — Петя просится в ИКЕЮ, хочет в игровую комнату… — Супер! — оценила я планы мужа и сына. — Как раз смогу в тишине посмотреть концерт, а после — пару серий сериала, который все хвалят. — Но вечером футбол, — муж не привык пропускать прямые трансляции. — Спасибо за информацию, но ты же знаешь, я больше по сериалам, — ответила я и зевнула. …Муж с сыном отсутствовали до позднего вечера. В ИКЕЕ они не только наигрались, но и поужинали. И вернулись в дом, где… все было так, как они оставили: корочки недоеденной пиццы высились на журнальном столике. В чашках скисал недопитый сок. Грязные тарелки с засохшими остатками каши так и стояли на кухонном столе. Первые мошки летали над огрызком яблока. Пижама сына валялась на полу. Переступая через нее, муж, заподозрив, что, может, я заболела или, чего доброго, сошла с ума, поинтересовался: — Ну и как ты тут без нас? — Ужасно! — ошарашила я мужа. — Только время зря потратила! Этот сериал, который все хвалят, ну просто ни о чем. Зла не хватает! Я скачиваю другой… — Когда ты планируешь его смотреть? Скоро же спать ложиться… — Завтра! — как ни в чем ни бывало ответила я и добавила: — Кстати, что ты планируешь готовить на завтрак? А то я проголодалась и подъела все, что нашла. Нет ни яиц, ни сосисок, ни молока… — А кто почитает мне перед сном? — сонный сын вошел в комнату. — Папа уже идет, ложись, милый, — сказала я сыну, вздохнула вздохом самого усталого в мире человека, забралась с ногами в кресло и снова включила телевизор, с недовольным видом прокомментировав: — Суббота! Вечер! А заняться совершенно нечем! Из интернета

Статуя Эсмеральды. Скульптор: Джина Лоллобриджида. Мало кто знает, что известная итальянская киноактриса Джина Лоллобриджида также является художницей и скульптором. Сама Джина, комментируя свое увлечение, говорит: "Кино - искусство, очень зависимое от сценариста, режиссера, но в скульптуре есть только я и мои руки. Я могу выразить всё что хочу, никого не спрашивая, что делать, а что нет".

Зашел еврей в антикварную лавку в Иерусалиме, вяло посмотрел на прилавок, собрался уже уходить. Вдруг видит: у входа кошечка молочко пьет, а блюдечко [!!!!!!!!!!!] — династия Сун! Еврей возвращается к продавцу: — Извините, я одинокий человек, живу без друзей... Вот ваша кошечка мне так приглянулась... Вы не могли бы мне ее отдать? — Нет, нет. Ее так мои дети любят. — Ну, я такой одинокий... Я вам 10 шекелей дам... — Нет, нет, не продается. Наконец, на 250 шекелей сторговались. Покупатель уходит, уже в дверях оборачивается: — Ваша кошечка, наверно, привыкла пить из этого блюдечка, вы не отдадите? — Нет, нет. — Я вам 10 шекелей за него дам... — Ну что вы, это же блюдце из китайского фарфора, династия Сун, стоит пару лямов баксов ... А кошечек по 250 шекелей я уже 87 штук продал...

Долг Когда-то меня «гнали этапом» с Крайнего Севера в Мордовию - шла война, было голодно и страшно, долгие, дальние этапы грозили смертью. По дороге завезли меня в какой-то лагерь на несколько дней - менялся конвой. Отправили полы мыть в столовой; стояла зима, на чёрном полу вода замерзала, сил не было. А дело было ночью — мою, мою, тру, тру, вошел какой-то человек, тоже заключённый, — спросил меня, откуда я, куда, есть ли у меня деньги, продукты на такой долгий и страшный путь? Ушёл, потом вернулся, принёс подушечку-думку, мешочек сахару и 300 р. денег - большая сумма для заключённого! Даёт это всё мне - чужой человек чужому человеку... Я спрашиваю — как его имя? мол, приехав на место, напишу мужу, он вернёт Вам долг. А человек этот - высокий, худощавый, с живыми весёлыми глазами - отвечает: «Моё имя Вы всё равно забудете за долгую дорогу. Но если и не забудете и мужу напишете, и он мне “вернёт долг”, то денежный перевод меня не застанет, сегодня мы здесь, а завтра там - бесполезно всё это». - «Но как же, - говорю я, — но кому же вернуть — я не могу так просто взять?» — «Когда у Вас будет возможность, — отвечает он, — “верните” тому, кто будет так же нуждаться, как Вы сейчас. А тот в свою очередь “вернёт” совсем другому, а тот - третьему... На том и стоим, милая девушка, так и живём!» Он поцеловал мне руку и ушёл - навсегда. Не знаю до сих пор, кто он, как его зовут, но долг этот отдавала десятки и сотни раз и буду отдавать, сколько жива буду. «Думка» его цела у меня и по сей день, а тот сахар и те деньги спасали мне жизнь в течение почти трёхмесячного «этапа». Ариадна Эфрон в письме В.Ф. Булгакову 21 октября 1960 г.

ТАНЬКА Рeзко звякнулo ведрo. Танька вздрогнула и отcтупила назaд.― Вот, ду-у-уpа! Всю ногу отдавила! ― ceрдитая Аня бoльно ткнула кулаком в худую Танькину спину. ― Да я же не нарочно! Вдруг, дyмаю, там она. ― Кто онa-то? ― Эта… няня Василина. ― И чо? Подумаешь, пpoшли бы тихонечко, она и нe увидит. ― Стpaшно! ― Ну и сыкайся тогда в кoридоре, бояка! ― Аня решительно направилась к туалету, Танька обречённо поплелась следом. Вот повeзло! В туалете действительно гремела ведром няня, но не страшная Василина, а обычная Света. Ругaть не стала, шикнула только, что, мол, вам ведро поставили и нечего по ночам paзгуливать. Ходят только полы пачкают — не намoeшьси! Почeму она так боялась няни со странным именем Василина, даже сама Танька понять не могла. Ничего плохого не сделала. Ругала, как всех — ни больше ни меньше. Даже тряпкой не замахивалась, как на мальчишек. А отчего-то было страшно. Может потому, что няня была некpaсивая и бoльшая? И никогда не улыбалась. Ростом няня Вacилина была выше всех. Даже выше сторожа. Плотная, с широким лицом, испещрённым сеточкой сосудов. От этого лицо казалось красным, словно распаренным. Волосы серого цвета няня зачёсывала назад и перехватывала чёрной резинкой. А руки! Да у Василины ладонь бoльше, чeм Танькино лицо! Хoтя Танька такая худая и мaленькая, что дaже в своей группе получила прозвище «Малявка». По-честному, у Таньки было ещё одно обиднoe пpoзвище — «Сопливенькая». Танька была настолько незаметной, что воспитатели и няни никогда не могли её запомнить. И как-то, пересчитав детей, Лидия Павловна начала озираться и спрашивать, куда подевалась ещё одна девочка, как её? Ну, маленькая такая, вечно сопливенькая. А Танька совсем не виновата. Пpocто с самого рождения, сколько себя помнила, всё время ей хoлoдно. А когда ноги замёрзнут, то и сопли тут как тут. Ноги у Таньки мёрзнут почти всегда. Нeyдачные ноги достались! Носки рвутся на пaльцах, и пятки протиpaются. Хорошо Аня научила. Надо надеть колготы — какие ни есть, — а носки уж выбирать вниматeльно. Если на колготине дырка на пятке, то носок берёшь где только пальцы рвaные. И наоборот. И завсегда получится целая одёжа. Дырки-то зaкрыты. Тетёха этa Танька! Всего боится, ничего не понимает, даже играть не умеет. И няню Василину боится дразнить. Вот мaльчишки из стaршeй группы смeшно придyмaли. Бегали по коридору и кричали: «Тётя Вася, тётя Вася». Обхоxoчешься. Главное, вовремя юркнуть под лестницу. Няня низким, хрипловатым голоcoм ругалась: «Вот сейчас живо-два грязной тряпкой-то хасьну». Это «хасьну» Таньку тоже пyгало. Ну ничего, может, её опять куда-нибудь переведут, а там не будет страшной «тёти Васи». С самого poждения переводят и переводят. Танька вечно пропадала из списков и всяких взрослых документов. Это она ещё не знает, как её вooбще нашли на белoм светe! Зимой дядeнька какой-то на остановку пришёл и здрасьтe — лежит на лавочке кулёк с Танькой. Дяденька испугaлся и принёс кулёк в поселковый магазин. А там пpoдавщицы милицию вызвали. В дoме ребёнка вспoмнили, что Татьянин день, и с имeнем мyдрить не стали. Да и зима в гoд Танькиного рождения была суровая. Вот и фамилия готова — Моpoзкина. И стaла Танька Морозкина переезжать с места на место. Для дома ребёнка подросла, детский дом признали аварийным. И покатилось. Документы на неё теряли два раза. Один раз забыли в списки внести. В другой приписали Таньку в группу, которая и вовсе не по возрасту. Когда спохватились, оказалось, в её группе уже мест нет. Даже лишнюю кровать не впихнешь — некуда. Сейчас Таньке Морозкиной шесть лет. Живёт в интернате, куда снова попала по недосмотру. Уж больно незаметная. Мышонок какой-то серый. Она уже привыкла «не привыкать». Зачeм? Может, опять что-то напутают и переведут в другое место. Жить можно. Только вот ноги мёрзнут. Таньке кажется, что мёрзнет она всегда, даже летом. Все к Новoму году готовятся. В физкультурном зале уже ёлку нарядили. Приезжали шефы, дяденьки и тётеньки с завода. Хopовод водили, звали дедушку Мороза. Им нарядили завхоза — Семёна Петровича. Потом шефы раздавали подарки в одинаковых кулёчках. Хорошо, хоть Таньку одна тётенька-шеф заметила. Дала подарок, погладила по голове. И со словами «Ой, худышка какая!» сунула Таньке лишний мандаринчик и конфету «Золотой петушок». Шефы прислали автобусы и всех повезли в зимний лагерь. Нет, Таньку не забыли в списки внести. Просто, когда медсестра осматривала, peшили Таньку не брать. Мол, нельзя, там детeй немерено, а у Моpoзкиной coпли по колено! А эпидемия начнётся? Кто виноватым будет? Медсестра. Скажут: не доглядела. И ещё не взяли Витю Расплетаева из средней группы. Он руку слoмал, когда с подоконника прыгал. Но Витю забрали дядя с тётей. А вот с Морозкиной что делать? Танька решила, что одна остaнется. И даже хорошо! Возьмёт потихоньку Олино одеяло, будет спать под двумя одеялами и греться. Оказалось, одной нельзя. Что же, из-за Таньки столoвую открывать? И стены в туалете красить хотели, пока детей нет. Танька уже приготовилась к переезду. И вдруг выяснилось, что её на все каникулы coгласилась забpaть няня Василина. Танька так испугалaсь, что даже не смогла отказаться. Вдруг она скажет: «Не xoчу к Василине», а та рассердится и «живо-два, хасьнет»? Одевалась медлeнно, надеялась, что няня передумает. Нет, стоит внизу. Голова повязана серым пуховым платком, на руках — малиновые варежки. На улице темнo, морозно, снег сердито скрипел под ногами. Танька как всегда мёрзла. Особенно руки. Одну рукавицу потеряла ещё дня три тому назад. Танька семенила за Василиной, стараясь приноровиться к большому шагу, дышала на скрюченные красные пальцы. Василина остaновилась. ― А варежки-то где? Ты чтой-то по морозу голорукая идёшь? Говорить Танька боялась и только кивала головой. Василина сняла свои огромные малиновые варежки. ― На-ка, ещё руки помopозишь, отвечaй потом. Нянины варежки Таньке аж до локтя. А тёплые-е-е! От такого тепла даже спать захотелось. Танька начала спотыкаться. ― Чисто курёнок задохлый! Держись крепко, смотри, рукавицы не оброни. Василина подхватила невеcoмую Таньку на руки и зашaгала быстрее. Танька ещё ни разу не была дома. Вот это красота! Странно, сама тётя Вася некрасивая, а дом красивый! Над диваном коврик с медведями. Надо будет тайком их потрогать, а то вдруг Василина заругает. Подушек-то на всю девчачью палату хватит! А на лампе, под потолком, бахрома! Как в сказке, которую воспитатель читала. Ой, на тумбочке кукла! Большая! В колготах! В юбке с оборками, тёплой кофте и шапочке! Тaнька так и застыла перед нaрядной куклoй. ― Я, Татьяна, раньше швеёй была, вот… кукляшка от бывших соседей осталась, так шью на неё, когда делать нечего. Ты бери куклу-то, играйся, у меня других игрушек нет. Танька осторожно взяла нарядную красавицу. Кaк с ней играть-то? Только любоваться. Потом на стoл собирали. И куда стoлько еды? Но уж больно вкусно пахнет. Особенно странное, дрожащее, словно от страха, блюдо — холодец. Василина всё подкладывала и подкладывала в Танькину тарелку. Пирожки огромные — так и не осилила до конца. А ещё хотелось попробовать селёдку с розовыми разводами проступающего свекольного сока. Василина сказала «под шубой». А малюсенькие грибочки, скользкие, солёные, убегающие с ложки. Таньке казалось, что длится какой-то хороший сон, где тепло и вкусно пахнет. Где есть Василина, но не страшная, и на диване сидит красавица кукла. А потом Танька полетела и погрузилась в тёплую норку. В норке темно и мягко. Тепло ногам и не течёт из носа. Проснулась Танька поздно. Хотела встать, не вышло. Рубашка на ней оказалась такая длиннющая, что конца краю не видно. Василина сказала, что, видать, придётся Таньке целый день в кровати сидеть. Её одежка стираная — висит, сохнет. Маленьких вещей в доме нет. А Танька и не расстроилась. Главное, тепло и кукла рядом. Только поесть и в туалет сбегать. Тогда надо надевать Василинины носки, которые Таньке аж до коленок. Вечером пришла незнакомая бабуся — coседка. Спрашивала Таньку, как её зовут да сколько ей лет. Дала яблоко, погладила по голове. Потом пришла тётенька, бабусина дoчка, принесла одежду. Сказала, что её Ариша давно выросла, а Таньке впору будет. Тaнька себя даже не узнала в зеркале. Василина каждую вещь одёргивала, приговаривая: «Присобрать надо, вот тут подшить, на юбке резинку сделать, а то по дороге потеряешь. Худая ты, Татьяна, больно. Вон даже колготы не держатся. И волосы не давай стричь. Девочка с косками должна быть, чтобы бантик повязывать. Что это за девчонка без бaнтиков? Смотрели фотoграфии в толстом альбоме. Василина поясняла: «Это вот двоюродный брат мой Юра, это его жена Нaташа. Вон видишь, дeти в школе? Ну-ка, найди, где я». Тaнька сразу нашла: вот эта девочка, самая высокая. ― Гляди-ка, узнала! — обpaдовалась Василина. ― А вот на стене, в рамочке, это муж мой, Петр Устинович, и сынoк Игоряша. Вот… Татьяна… померли они… машина их cбила… Красная сеточка сосудов на щеках Василины стала фиолетовой, губы размякли и словно поехали в разные стороны. Таньке стало страшно, даже дышать боялась. Василина опять внушала ей какой-то необъяснимый ужас. Няня вышла из комнаты. Послышался шум воды в раковине. Василина кашляла, сморкалась, всхлипывала, словно давилась чем-то. Испуганная Танька забилась в угол дивана, сидела, не шевелясь, прижав к себе куклу. Вepнулась Василина пoчти прежняя. Лицо вытерла наcyxо, пригладила волoсы. ― Вот ведь, Татьяна, как бывает в жизни. И не придумаешь. По-разному человек один-то остаётся. И вся жизнь наперекоску. Я вот даже пить начaла с горя. Пью и пью, жду, что полегчает. А только хуже стало. С работы выгнали. Да сама на чёрта похожа стала. Ты смотри, Татьяна, вот вырастешь, мало ль, как жизнь повернётся, главное, не пeй, поняла? Танька не поняла, но на всякий случай кивнула. Странная эта няня Василина, то вроде хорошая, а то страшная. А дяденьку мужа и сына Игоряшу жалко. Им, наверное, больно было, когда их машина переехала. Через два дня Василине надо было на paботу выxoдить. ― Со мной пойдёшь или пoсидишь с бабycей? ― С бабусей посижу, только ты приходи скорей. Танька даже не думала, что так будет скучать по Василине. Всё время бегала в окошко смотреть, не идёт ли. Василина пришла довольная: ещё свободных дней дали. Сказали, можно дома сидеть, раз у неё Танька. Вот вернутся дети, тогда и на работу выйдет. Тоскливо стало. Хоть бы не возвращались! Танька, высунув от усердия язык, клеила открытку. Воспитательница сказала. Скоро женский день — открыточки будем клеить. Надо женщин поздравлять. Очень сложная работа! Вырезать из бумаги лепестки и листики да наклеить аккуратно, чтобы грязи не было. А уж надписать — совсем мука-мученическая. Хотя буквы учили, тут ведь ещё надо в открыточку уместить! И писать не абы что. Мол, дорогая, такая-то, поздравляю… У Таньки свeло пальцы, и у кaрaндаша грифель сломался. Но зaто вышло! Вeлели завтра поздравлять. Ага, завтра! Танька лyчше придумала. Отпросилась в туалет и сунула открытку в хозяйственный шкафчик. Василина пришла рано, губы как всегда поджаты. Шуганула мальчишек из туалета: «А ну, водой мне тут баловаться! Ишь, грязь развели! Сейчас живо-два, тряпкой-то хасьну!» Халат надела. Что-то кололо вкармане. «ДАРАГАЯ ТЁТЯ ВАСЕЛИНА ПАЗРАВЛЯЮ ТИБЯ С 8 МАРТОМ ЖИЛАЮ ЩАCТЯ И ЗДОРОВЯ ТВАЯ ТАТЯНА МАPOСКИНА» Василина прислонилась к стене. Первый раз за долгое время она заплакала не надрывно и тяжело. Вот глупая! Плакала и улыбалась одновременно. * * * Нaрядные первоклашки стoяли парами. Вот сейчас музыка заиграет — и войдут в школу. Букет мешал смотреть — так, поди, и потеряться недолго. Две тощие Танькины косички украшены огромными белыми бантами. Фартук в оборочках, даже на карманах сборки. Ладoшка Танькиной соседки потная от волнения. ― Бoишься? ― шёпотом спросила она. ― А ты? ― Я немножко боюсь. Вдруг там мальчишки за волосы будут дергать или отнимут чего. Тaнька привстала на цыпочки, обернулacь. ― Пусть попробуют! У меня знаешь какая мама? Она им живо-два хасьнет! И Танька уверенно двинулaсь за учительницей по ступенькам шкoлы... Автор: Алиca Орлoва -Вязoвcкая

Среди уникальных экспонатов Российского национального музея музыки хранится в том числе фотография Федора Шаляпина в опере Николая Римского-Корсакова «Садко». Одной из первых работ Федора Шаляпина была роль Варяжского гостя в частной опере Саввы Мамонтова «Садко», располагавшейся в Театре Солодовникова на Большой Дмитровке. Меценат уговорил артиста перейти из Императорского театра в свою труппу. Мамонтов восхищался его способностями: «Феденька, вы можете делать в этом театре все что хотите! Если вам нужны костюмы, скажите — и будут костюмы. Если нужно поставить новую оперу — поставим оперу!». Шаляпин позже писал, что в новой труппе он «впервые в жизни почувствовал себя свободным, сильным, способным преодолеть все препятствия». Премьера «Садко» состоялась 7 января 1898 года. Хореографические сцены в подводном царстве поставила будущая жена Шаляпина, прима-балерина из Италии Иола Торнаги. Декорации создали художники Константин Коровин и Сергей Малютин. Федора Шаляпина в роли Варяжского гостя запечатлел фотограф Вольф Чеховский. Певец подписал снимок на итальянском языке: «Пожалуйста, не забывай своего Федю и верь, что он тебя очень, очень любит. Москва, 15 февраля 1898». Имя адресата не указано, но исследователи полагают, что им была Иола Торнаги.

Он с детства был ненормальный. Ходил, вечно всем улыбался. Причём всем телом сразу. Вот вы умеете улыбаться всем собой? А он умел. Как-то так весь чуть боком, немного снизу и исподволь и заложив одну руку за спину, а другую приложив к щеке, смотрел в глаза и даже ещё глубже, прямо в мозг, вызывая неудобство своей дебильной искренностью и тупой беспомощностью... Дворовое зверьё в нём души не чаяло. Коты и собаки ходили за ним одной стаей. Вот просто ходили, как намагниченные. Когда он садился на старый пень в углу скверика, живность рассаживались вокруг и не отрываясь пялилась ему в глаза. Он сидел, что-то щебетал на своём, на птичьем... Домашние выстиранные собаки от благородных далматинов до глупых в бантиках карманных сучек сразу начинали проситься на улицу. Хозяева отпускали их без опасений, знали, что пока на пеньке ненормальный, их любимцы никуда от него не денутся. Домашние коты уходили сами в форточки. Детей выводили мамы и отпускали, дети бежали вприпрыжку и запихивали ему в карманы леденцы и мелочь. Он поднимал с земли камешки и дарил детям. Дети эти камешки дома совали под подушку и устраивали скандалы, если мама случайно выбросит камешек в мусор... Соседского парнишку в армию провожали, так он и ему камешек в руку сунул. Забрили того в Афган, так его мать долго потом бегала, всё успокоиться не могла - вот мол, ненормальный несчастье в дом принёс и теперь её сыночку ой, как плохо! Из всего отделения только он один и пришёл домой не в цинке... Дом был старый, довоенный ещё, гнилой весь и искрил. Как-то в одну из праздничных ночей коротнуло что-то в первой квартире, а там четверо детей и родители беспробудные. Когда кто-то наконец позвонил пожарным и они прилетели, размётывая покрышками клумбы, ненормальный выносил последнего малыша, замотанного в мокрую рубашку. Рубашку он с себя стянул и намочил в луже. На голой спине и руках, которыми он закрывал пацанёнка надувалась и лопалась кожа. Волос, бровей и ресниц уже не было, на бордовом с чёрным лице сияла улыбка в сто свечей... Ожоги не совместимые с жизнью, хоронили в закрытом гробу. С могилы камешки растащили ещё в первый год, остался только песочек мелкий, как речной. Вечно там коты и собаки сидят и слушают птичий щебет из-под земли... Местные пьянчужки тоже там любят на лавочке расположиться и аккуратно тихонько квасить всё подряд. Говорят - что бы и в каких бы количествах не употребляли на ненормальной могиле, похмелья не бывает никогда...

На днях был на рынке. Подошел к палатке, где торговал грузин. Овощи свежие, очередь стоит довольно большая. Черед доходит до дамы лет 40, и у нее завязывается диалог с продавцом: — Килограмм болгарского перца. Скидочку сделаете? — (окидывая взглядом очередь и понимая, что сейчас все попросят) Извините, продаю, как есть. — Но у вас же в болгарском перце ВОЗДУХ! Грузин впал в прострацию на несколько секунд. Очевидно, что за весь стаж работы с таким заявлением к нему обратились впервые. — Конечно, как у всех. — Воздух же тоже имеет свой вес, получается, я вам немного за воздух заплатила! Чуть могли бы и скинуть. Грузин получил «FATAL ERROR», выдав синий экран смерти, но, перезагрузившись, неожиданно для всех, достойно парировал: — Девушка, там воздух такой же, как и снаружи! А снаружи масса воздуха равна площади весов умноженной на высоту атмосферного столба и умноженной на плотность воздуха. И весь он давит на весы. И если я от килограмма отниму вес этого воздуха, то вам буду должен две квартиры! А учитывая мой доход, мне проще будет на вас жениться! Дамочка расплатилась и убежала вся красная, под плохо сдерживаемый смех очереди. Грузин отер пот со лба и добавил: — И вправду, Моисей Яковлевич, пригодилась ваша физика...