Флер де Лиз

Как рок-звезда, только без секса, наркотиков и рок-н-ролла!

Вот я тоже, когда гель-лак только появился, думала поначалу - как это, три недели-месяц с одним и тем же лаком, да он надоест до тошнотиков за столько времени Но потом очень оценила красоту и удобство. Обычный лак тоже быстро облезал, ногти слоились, а с гель-лаком сплошные плюсы. И эстетичнее, и ногти крепче, не слоятся. И разнообразия уже не так хочется, меня наоборот очень устраивает, что сделали один раз красиво, потратила я два-три часа раз в месяц - и всё, и не надо переживать, что с руками может быть что-то не в порядке. Единственное расстройство - матовое покрытие очень нравится, но держится у меня всего неделю-полторы, потом кусками отходит.

Носок Спица Клубок Акрил Булавка

Так оставьте ненужные споры! Я себе уже все доказал - Лучше гор могут быть только горы, На которых еще не бывал. В. Высоцкий

Будет краткою эта речь: Принесла тебе нить и меч. Дабы пережило́ века Критской девы гостеприимство. Сим мечом поразишь быка, Нитью — выйдешь из лабиринта. Всё, и спи. Невредим и здрав Возвращайся в родную землю! М. Цветаева "Ариадна"

Вот и последний ряд. Шарф закончен. Нитка натянулась. Маняша тянет нитку — на кончике привязана маленькая дощечка шоколада. Сюрприз! Когда же мама сумела запрятать в клубок шоколадку, ведь она наматывала нитки вместе с ней, Маняшей? — Мамочка, ты волшебница! — восхищается Маняша. — А по-моему, волшебник тот, кто умеет простую нитку превратить в очень красивый и теплый шарф. Мите шарф тоже очень понравился, он сразу повязал его на шею. Оля и Володя в полном снаряжении ждут у дверей. В шоколадке четыре дольки. Маняша отламывает и протягивает одну Оле, другую — Володе, третью — Мите, а четвертую разламывает пополам: маме и себе. Сейчас все четверо побегут на каток. Как много радости на кончике нитки! З. Воскресенская "На кончике нитки"

И то сказать, мудрено ли было колдуну вскормить и выхолить своего приемыша? Крестьяне были той веры, что колдун отпоил Артема молоком летучих мышей, что по ночам кикиморы чесали ему буйную голову, а нашептанный мартовский снег, которым старик умывал его, придавал его лицу белизну и румянец. Одного добрые крестьяне не могли добиться: каким образом старый Ермолай, так сказать, переродя Артема из тощего, бледного мальчишки в дородного и румяного парня, не научил его уму-разуму? ибо Артюша был прост, очень прост: молвит, бывало, что с дуба сорвет, до сотни не сочтет без ошибки и не всегда, бывало, впопад ответит, когда у него спросят, которая у него правая рука и которая левая. О. Сомов "Оборотень"

И от всей его фигуры, прочной и большой, как и от лошади, мясистой, пегой и тоже уродливо большой, от колёс арбы, высоких, стянутых толстыми шинами, — разило сытостью, силой, здоровьем. М Горький "Дед Архип и Лёнька"

Напомнили: "Пусть он думал и любил иначе, и в столетьях мы не повстречались... Если я от этих строчек плачу - значит, мне они предназначались" (Тушнова).

Мне с арбы кричат: — Чудак, Ты слетишь в канаву так! Я в канаву не хочу, Но приходится — Лечу. Опять же Михалков, "Всадник"

— Что ты к нам пристал? С луны свалился? Как будто ничего не знаешь! — рассердились Ухогорлоносики. — Катишь на своих колёсах, чистюля, и кати дальше! Никогда ещё с Фантиком так не разговаривали. От обиды у него перехватило дыхание и на глазах выступили слезы. Он хотел что-то сказать, что-то объяснить мальчишкам, но они были уже далеко. Он же, "Праздник непослушания"

Толстой наверняка катался на [велосипеде]-монстре с огромным передним колесом и крохотным задним. Представьте себе сцену — что-то вроде «Над вечным покоем» Левитана, тучи, простор… Только не река, а дорога через поле, и по ней катит граф Толстой, и борода летит на ветру. Русская литература обязана своим величием именно этим минутам. В. Пелевин

Когда мне было лет шесть или шесть с половиной, я совершенно не знал, кем же я в конце концов буду на этом свете. Мне все люди вокруг очень нравились и все работы тоже. У меня тогда в голове была ужасная путаница, я был какой-то растерянный и никак не мог толком решить, за что же мне приниматься. То я хотел быть астрономом, чтоб не спать по ночам и наблюдать в телескоп далекие звезды, а то я мечтал стать капитаном дальнего плавания, чтобы стоять, расставив ноги, на капитанском мостике, и посетить далекий Сингапур, и купить там забавную обезьянку. А то мне до смерти хотелось превратиться в машиниста метро или начальника станции и ходить в красной фуражке и кричать толстым голосом: – Го-о-тов! Или у меня разгорался аппетит выучиться на такого художника, который рисует на уличном асфальте белые полоски для мчащихся машин. А то мне казалось, что неплохо бы стать отважным путешественником вроде Алена Бомбара и переплыть все океаны на утлом челноке, питаясь одной только сырой рыбой. Правда, этот Бомбар после своего путешествия похудел на двадцать пять килограммов, а я всего-то весил двадцать шесть, так что выходило, что если я тоже поплыву, как он, то мне худеть будет совершенно некуда, я буду весить в конце путешествия только одно кило. А вдруг я где-нибудь не поймаю одну-другую рыбину и похудею чуть побольше? Тогда я, наверно, просто растаю в воздухе как дым, вот и все дела. Когда я все это подсчитал, то решил отказаться от этой затеи, а на другой день мне уже приспичило стать боксером, потому что я увидел в телевизоре розыгрыш первенства Европы по боксу. Как они молотили друг друга – просто ужас какой-то! А потом показали их тренировку, и тут они колотили уже тяжелую кожаную «грушу» – такой продолговатый тяжелый мяч, по нему надо бить изо всех сил, лупить что есть мочи, чтобы развивать в себе силу удара. И я так нагляделся на все на это, что тоже решил стать самым сильным человеком во дворе, чтобы всех побивать, в случае чего. В. Драгунский "Друг детства"