Поиск в системе

Недавно прочёл на форуме уморительную историю про разные ботинки. Прочёл вчера, видимо в голове засело, потому, что друзьям прочитал, посмеялись. Сегодня я проспал на работу: будильник не услышал ни я, ни супруга. А сегодня большой заказ, опаздывать нельзя от слова совсем. Я быстро в душ, сделал всё эти водные мероприятия за пять секунд, вызываю такси, быстро хватаю рюкзак, обуваюсь, вылетаю из подъезда. И только выходя из машины замечаю, что я в разных кроссовках: левая - красная, правая - белая. Самое смешное, кроссовки достаточно разные: помимо цвета ещё и подошва у одной выше, чем у другой. Захожу на работу, в коридоре коллеги стоят, разговаривают. Замолкают тогда, когда видят на мне разные, абсолютно, разные кроссовки. А чего я? Я, здороваясь, прохожу мимо в разных кроссовках: ходят же люди в разных носках, то почему нельзя и в разных кроссовках? Такое себе оправдание, конечно. Обратно пришлось снова такси вызывать. Можно было бы пешком пройтись по улице, идти-то всего полчаса до дома. Полчаса позора, как говорится. Но идти полчаса в обуви на разной платформе, такое себе удовольствие. Надо было видеть глаза таксиста, когда я вывернул из-за угла здания в пальто и в разных кроссовках, стараясь не прихрамывать. Он даже спросил по дороге: - У вас всё хорошо? - Лучше не бывает! - отвечаю. Дома супруга была в работе: делала генеральную уборку. Пока искала пропавшие две пары кроссовок заодно и квартиру прогенералила. Говорит, сначала не нашла кроссовки, стоят по одной штуке на видном месте, это же не пуговицы, чтобы потеряться в квартире...Ну она поднялась, увидела пятно на зеркале, взяла тряпку, средство для мытья стёкол, протерла... Дальше провал в памяти, очнулась, когда уже на антресоли пыль вытирала, попутно помыв холодильник, ванную комнату, кухню, две табуретки и успев сходить в магазин за продуктами. Кроссовки так и не нашла. Тут я и говорю: - Дорогая, ты не поверишь! - и показываю на свои ноги. А как ваш день прошёл? ****

Заранее прошу меня простить, так как пишу явно не в ту ветку. Надо бы в Выход в свет, наверное, но не нашла там подходящей темы. Сегодня муж звонит и говорит, что ему звонила некая Н. и просила передать, что в нашей местной газете Курган и курганцы опубликована статья про ее маму, и про меня там тоже есть. Я разволновалась, стала искать публикацию на сайте газеты. Нашла. Я действительно писала про эту удивительную женщину на нашем форуме. В газете это не публиковали. Вот это сообщение. А вот и эта статья здесь. Если вы прочитаете ее, то поймете, что это действительно удивительный человек с большим сердцем. Там не говорится об этом, но этой женщине пришлось выдержать и тяжелые удары судьбы. И несмотря ни на что, Анна Степановна - человек огромной доброты и доброты деятельной. Не сосчитать, скольким людям она помогла и помогает. Мне она как-то сказала, что в этом секрет ее долголетия - помогать людям. Я желаю ей здоровья и еще долгих лет жизни.

Если никто не берёт на себя такую ответственность, то возьму я (пожалуйста, уважаемые модераторы!). И сразу вывешиваю простыню - я честно предупредила =) ... - Маруська, дрянь такая! - Чего-то тебе? Ты это кого тут дрянью назвала, кошка облезлая? День-деньской над двумя участками слышится брань. Соседи улыбаются – этой вражде двух старушек не меньше тридцати лет! Марья Антоновна, бодрая тучная старуха семидесяти двух лет от роду, стоит в подпоясанном халате. Седые пряди сбились на бок, лицо румяное, словно она только что вышла из баньки, скособочившейся в глубине участка. Брови её грозно собраны в мохнатую кучку, передник слегка перекручен, а рука сжимает маленькие трёхзубые грабельки, которыми обыкновенно пользуются цветоводы. - Что ты орёшь опять, как оглашенная?! – кричит Марья Антоновна через тощий забор, состоящий из серых палочек. Сквозь палочки кое-где торчит шиповник, никакого сладу с ним нет! Приходится чуть не каждый день брать тяпку и подрубать обманчиво нежные, пушистые ростки. - Опять твоя животина в моих грядках рылась! Вот я её кипятком-то! - слышится с соседнего участка. Это кричит Никодима Николаевна. Такое диковинное имя дали ей родители её отца, проще бабушка с дедушкой. Маленькая Ника родилась в непростое для родителей время. Отец был где-то на вахте, а мать, жившая с родителями мужа, так и не пришла в себя после родов и скончалась буквально через сутки. А после отец затерялся в великой войне, и всё, что Нике осталось - это бережно хранимая "похоронка", измятый листочек. Да, пожалуй, боевой характер. Сейчас Ника уже старуха. У неё трое давно уже взрослых детей, разъехавшихся по разным сторонам жизни, и четыре внука, все мальчишки. И, как это ни странно, примерно одного возраста. Муж Ники умер несколько лет назад, немного не дотянув до юбилея. Ника похоронила его тут же, в деревне, в которой они познакомились и прожили всю жизнь. Ника — невысокая, подвижная старушка. Волосы, по-старушечьи скомканные в пучок на затылке, спрятаны под цветастым платком, коих у Ники немерено. Когда-то она слыла модницей, хоть и проработала большую часть жизни дояркой в колхозе. Она младше Марьи Антоновны на целый год, поэтому Марья Антоновна в особо жарких баталиях позволяет себе неполиткорректное «соплячка». У Марьи Антоновны тоже давно нет мужа. Он уехал сразу после того, как родился сын, да и пропал. Она сколько-то его ждала, сколько-то писала письма в паспортные столы, а потом махнула на него рукой и вырастила сына сама. Сын женился, и теперь каждый год к Марье приезжает внучка Катенька, самостоятельная смышлёная особа тринадцати лет от роду. А поскольку деревня небольшая, то и самые ближайшие соратники по играм находятся буквально в двух шагах — внуки Никодимы Николаевны, озорные пацанята чуть старше Катерины. - Уу, разбойники! - грозит им на удивление маленьким для такой комплекции кулачком Марья Антоновна, - уу, группировка эдакая! Но тем не менее охотно поит всю ораву молоком и кормит плюшками. И делает вид, что «вот только увидала, ах вы, разбойники!», когда пятеро разрисованных команчей ползают между грядками со спелой клубникой, поедая оную не отходя, как говорится, от кассы. И хотя Катерина могла бы и так набрать, но, согласитесь, куда интереснее вылазка за добром белолицых! А так бабушка могла ещё заставить и грядки полоть, чего свободная душа Катерины не выносила совершенно. ...Эта вражда началась очень давно. Вряд ли уже каждая может точно сказать, с чего именно, но соседская неприязнь стала в деревеньке притчей во языцех. - Чего ты тут с забором делаешь? - подозрительно щурится Никодима Николаевна, - опять твоя псина ко мне пролезет! Опять все половину двора изгадит! - Ой, а то надо моей псине-то по твоим грядкам ходить! - возмущённо отзывается Марья Антоновна, отбрасывая проклятый шиповник. - Да она и не присядет у тебя! - Ах ты ж!.. Ах ты ж! - задыхается Никодима Николаевна! - Ну, ну! Ну-ка, скажи! - подзуживает её Марья Антоновна, подбоченясь. - Давай-ко, ляпни, мельница толстогубая! - Тьфу! - побеждённая сторона от души плюёт через забор и уходит. Марья Андреевна гулко хохочет. - Дамочки, в очередь! - надсадно кричит продавец деревенского магазинчика. Старушки толпятся. Как же, магазин аж на целый день закрывался! Можно подумать, это так сложно — товар принимать и продавать сразу же! И незачем его закрывать было вовсе! Как ни странно, в магазинчике всегда всё есть. Свежий хлебушек, довольно сносное мясо, даже молоко и пряники здесь не гнилые, а вполне себе свежие и душистые. - Позвольте, я тут стояла, - склочно говорит Никодима Николаевна. Марья Антоновна оборачивается, уже готовая к бою. - Я тут уже полчаса стою, не видать вас было! - язвительно отвечает она. - Да я в аптеку бегала! - Стоять надо было! Старушки загалдели, с удовольствием втягиваясь в незамысловатую старинную игру «Очередь». - Ну, началось! - весело говорит парень с мотоциклетным шлемом подмышкой, - пошла жара в хату. Женщина рядом с ним неодобрительно раздувает ноздри: - На кладбище пора, а они всё… - Зачем вы так? - мягко упрекает её парень. Пожимает плечами и чуть отодвигается. Старушки долго и яростно выясняют, кто должен стоять первый. На этот раз Никодима Николаевна побеждает. - Батон, пожалуйста, кило сосисек и пачку сметаны. Вона той, синенькой! - «Сосисек!» - фыркает Марья Антоновна, - грамотейка! Никодима гордо проплывает мимо, с трудом удержавшись от того, чтобы не показать язык сопернице. И чего ни коснись! Идёт ли дождь — слышится: «опять с твоего участка ручьи ко мне бегут! Окопалась ты там, что ли?»; светит ли солнце: «ах ты, мочалка плешивая! Опять ко мне очистков своих набросала! А вот я тебе!»; зима ли: «опять с твоего сортира на мои кусты снег свалился!», «да где твои кусты и где мой туалет?! «кусты» скажи — пара веточек!». Тем летом было жарко. Невыносимая жара стояла и на улице, и царила в отношениях между двумя пожилыми соседками. - Пап! - Катька, болтая босыми ногами с накрашенными ноготками, ковыряла в тарелке с овощами, - а что такое «клизма»? Однако папа, закалённый дочерними изворотами по части отлынивания от здоровой пищи, флегматично отзывается: - Мм.. Где почерпнула? - более чем уверенный, что тринадцатилетняя Катерина ещё и даст ему фору по части ругательств. - А это бабушка так тётьНику называет! - беззастенчиво ябедничает Катька. Марья Антоновна тут же хватает полотенце и начинает «хлопотать» - то есть топтаться по просторной кухне, мыть какую-нибудь случайную чашку и потом долго натирать её цветным полотенчиком. - Всё лаетесь? - с улыбкой спрашивает сын, целуя мать в красную щёку, - спасибо. Докорми детёныша, а я поехал. - Аа! - та в ответ машет рукой. Дескать, не стоит внимания. Спохватывается: - А Лене-то, Лене-то пирожков возьми! Лена — мама Катерины. Со свекровью у неё отличные отношения, но приезжает она крайне редко. Лена — школьная учительница. Марья Антоновна её очень уважает, кроме того, Лена — покладистая и совершенно неконфликтная женщина. Про отношения двух соседок она ничего не говорит, только улыбается загадочно да советует мужу не лезть. Но Егор — истинный мужчина — всё время говорит матери о том, что «пора бы уж и закончить». Ну не терпит его душа таких длительных холодных войн! - А то давай переезжай, квартира пустая стоит. Чего тебе тут делать? Хоть воду не носить самой, мам! Она покивала в ответ — разговор был давний. В город мать ехать отказывалась наотрез под предлогом, что там она «в три недели помрёт от скуки». Марья Антоновна заботливо укутывает пирожки в полотенчико, потом кладёт в тряпочную сумку. - Мама! Мы к тебе все только в сентябре приедем! - Николай, названный в честь деда, хлебает шикарные щи Никодимы Николаевны. Во дворе слышится визг четырёх «разбойников», вырвавшихся на волю. - Продуктов мы тебе привезли. Никодима Николаевна деловито кивает. Ей не впервой принимать у себя всех внуков. А что ей? Мальчишки, конечно, шумные, но послушные. Надолго не убегают, по ночам не шастают. Всё больше по рыбалкам да на речку. Не шалят. А уж кормить… Никодима Николаевна вздохнула и нахмурилась. Вырастут ведь… - Не грусти, мамуля! - сын приобнял мать за худые плечи, - мы тебе ещё нарожаем! Старуха усмехается. Дай-то Бог! Вдруг замечает, что на улице стало тихо. - Убежали куда, что ль? - она выглядывает из-за занавески, высматривая внуков. - Да, небось, до Катерины поскакали, - смеётся сын, - невеста растёт! Никодима Николаевна поджимает губки. - Не хмууурься! Всё так же, ссоритесь? - Аа! - Никодима машет ручкой. Дескать, не стоит внимания! - Ну, пока! Она провожает его до калитки, щурится вслед, улыбается ласково. Известно, что прежде чем огород зазеленеет морковками и помидорами, нужно их сначала высадить зёрнышками в домашние баночки, нехитро сделанные из пачек от молока и сока, а то и просто в кулёчки, наполненные землёй. Это богатство называется «рассада» и бережно лелется до самого тёплого лета, когда можно «в грунт». Лето горячим шаром катилось день за днём, вздыхало берёзовой рощицей, жмурилось редкими облачками да звенело вечерними комарами. Хорошо! Нежные росточки, а сколько для них гнуться! И посади, и поливай, и в тепле держи, а уж в землю, на улицу садить — и вовсе хлопот не оберёшься! Лунки выкопай, каждую тёплой водичкой пролей, аккуратно, чтобы не помять корешки, выложи каждый росточек, прикопай тёплой землёй и ладошкой примни. А потом — сорняки, вредители-гусеницы, поливка — только успевай калошами хлопать! Зато потом на капусту не нарадуешься — кочаны крепенькие, беленькие, такую снимать и готовить — одно удовольствие! Равных Марье Антоновне в квашении капусты в деревне не было. Она охотно делилась как самой капустой, так и простеньким рецептом, однако точь-в-точь ни у кого не выходило, и Марья Антоновна по праву собой гордилась. ...В деревне днём тихо. Лениво брешут разомлевшие от жары собаки, да где-то вдалеке прострекочет мотоцикл, а так — тишина, хоть ложкой её ешь. Никодимовы внуки и Катенька убежали на речку. Речка мелкая, тёплая, так, не речка, а ручей даже, поэтому детвору туда отпускали и без взрослых. Совсем малышня под присмотром всё равно. Марья Антоновна вздохнула. Для вечерней поливки ещё рано, вон как солнце жарит! Обед приготовлен. Она вытащила старое плетёное кресло на открытую веранду, села в тени и задремала. - Бабушка! - Катькин испуганный голосишко разбудил Марью Антоновну в ту же секунду, что и прозвучал. Она всполохнулась, вскочила. - Катенька! Рыбонька, что там с тобой? - обеспокоенно закричала Марья, не видя Катьку. - Иди сюда! - Мария Антоновна! Уу! Кыш, кыш! Никодимины внуки орали хором.- Батюшки мои, да что там случилось? - Марья Антоновна кое-как выпросталась из кресла, заторопилась. Обогнула дом и ахнула — по огороду гуляла корова, вытаптывая то, что не успела изжевать. Капуста! Четверо пацанят пинками выгнали корову и накинули крючок на калитку. Марья Антоновна молча смотрела, хмурилась — точно сама закрывала ведь! Ну ведь точно закрывала после сына-то. - Ба, - Катька заглядывала бабушке в глаза, висла на руке. - Ба, ты не волнуйся. Хочешь, мы сейчас пробежимся, ещё рассады тебе принесём? Тебе-то дадут! Старуха покачала головой. Случайно зацепилась взглядом за соседский дом. У крыльца стояла Никодима Николаевна и… улыбалась. Но Марья Антоновна промолчала. А вечером, сидя в кухне и глядя, как соседские мальчишки вместе с внучкой бегают с лейками по огороду, позвонила сыну. - Сыночка, забирай меня. Не могу я здесь с этой стервой больше жить, - и Марья Антоновна к немалому удивлению сына (да и своему собственному) горько заплакала. - Подумаешь, корова! Не волнуйся, мам. Давай, до августа доживём, а в сентябре уже вещи собирай. Мы с Еленой как раз там чего подкрасим, может, где и обои подклеим. Не расстраивайся, мамочка. М? Мы к тебе каждый день ходить в гости будем. - Егор, а ты уверен, что это то, что ей нужно? - спросила Лена. - Уверен, - кивнул он. - Ну не знаю, - протянула Лена, складывая простынь — она гладила бельё, - тебе виднее, конечно, но мне кажется… Она не договорила, позвонил телефон. И разговор не возобновился. На следующий день вся деревня знала о том, что Никодима Николаевна «напакостила» - пустила в чужой огород корову. - Да Христом тебе Богом говорю — не делала я этого! - Никодима, разгорячённая спором, прижимает руки к груди. Старушки толпятся у магазина, ждут, когда с обеда придёт продавец. Подходит Марья Антоновна и разговоры смолкают. Кумушки уже предвкушают скандал до небес, но обе старухи молчат. До самого августа Марья Антоновна промолчала. Не слушая никаких зловредных речей соседки, молча ходила по участку, полола, поливала — словом, вела обыкновенную свою жизнь. Только без капусты, но и господь с ней, рассудила она, имея ввиду то ли капусту, то ли корову, то ли Никодиму Николаевну. И вот пролетело птицей лето, зазолотил сентябрь деревья, разукрасил рябины. Ещё неделька-другая — и дожди. Марья Антоновна оглядела домик. Столько лет тут прожила! - Мам! Ты готова? - послышался голос сына. - Иду, Егорушка! - отозвалась она, не зная наверняка, слышит ли её сын. Постояла у порога. Вдруг низко, до земли, поклонилась и вышла, не оглядываясь. ...Прошло несколько месяцев. Марья Антоновна сидела у окна. Из форточки уже потягивало весной, хотя был только конец февраля. Конечно, каждый день к ней дети не ходили (детьми она по привычке называла всю семью сына). По выходным, да и то не всегда. Несмотря на горячие уверения, что она найдёт чем заняться, Марье Антоновне было всё-таки порядком скучно. Ну да ладно. Сейчас вот Катенька придёт, со школы вернётся и заскочит. Ах нет, у неё же каникулы… Или выходные? Что-то она совсем запуталась. В дверь позвонили. Катенька, румяная с мороза, скинула башмачки и курточку, уселась на кухонный диванчик. - Ну что, стрекоза? Как дела? - «в школе» проглотила. - А, нормально, - внучка, ухватив плюшку из плетёной корзиночки, почти полностью засунула её в рот и теперь пыталась прожевать. Марья Антоновна засмеялась. - А по тебе не скажешь! Случилось чего? Глаза чего такие грустные? - бабушка проницательно посмотрела внучке в лицо. Личико было и впрямь не очень весёлое. «Взрослеет ребёнок, а вдруг с мальчишками уже?» испуганно подумала Марья Антоновна. Катя прожевала булочку. - Всё-то она видит, - проворчала как будто бы недовольно. - Пошли в гостиную. - Ну расскажешь ты ли нет? - бабушка потормошила девочку за плечи. - Да скучно, ба. Раньше я на каждые каникулы к тебе ездила, а в городе… Ну, скучно мне. - Катенька, - растерялась Марья, - милая моя, а чем в деревне-то лучше? Тут у тебя и библиотеки, и друзья, выставки разные… - То-то я гляжу — ты по выставкам зачастила, - съязвила в ответ Катя и сузила глазки. Марья Антоновна вздохнула. - Ну да, да, да, - раздражённо ответила она. - Мне тут до смерти скучно. Бабки эти подъездные, только и дела, ворчать. Нет бы хоть цветочек какой посадить, сходить куда-то. А одной, Катюшка, неохота. Такой тон обе позволяли себе только в разговоре друг с другом. - Ба, а чего ты не вернёшься, а? Из-за коровы, что ли? - Нет, внученька. - Ой, только не ври мне, что из-за бабы Ники! В ответ Марья только пожала плечами. - Она, кстати, приболела. Тимон говорил. Ну, старший самый, - пояснила Катька, включая телевизор. - Приболела — выздоровеет, - философски ответила бабушка, но было видно, что она крепко задумалась. И прошёл ещё месяц, а потом ещё один. - Кать, ты бы сходила к бабушке, узнала, как она там, - Лена, помешивая чайной ложечкой в кружке, сидела за столом. Семья завтракала. - Ой, мам, да она меня не пускает, представляешь! - засмеялась Катя, - говорит «у меня не прибрано», и дальше кухни ни ногой! Лена недоверчиво посмотрела на дочь. Егор ничего не слышал — он как раз надевал рубашку и думал о том, что скоро нужно будет думать о том, куда дочь отправлять на лето. - Фу, мама, до чего у нас цветы дошли! - Катя, схватив маленькую лейку, деловито налила в неё воды из-под крана и стала поливать чахлую бегонию, пылившуюся на окне. Случайное солнце, золотистые дочкины ресницы, поворот и наклон головы — Лена, забыв о чае, пыталась поймать скользкую мысль. И только озабоченное личико дочери, внезапно повзрослевшее, серьёзное, позволило ухватить мысль. Лена широко улыбнулась. - Хозяюшка! - поддразнила она ребёнка, и, притянув за уши, громко чмокнула слегка обалдевшую Катьку прямо в нос. - Егор, ты скоро? - Идём, идём. Родители ушли и Катя осталась одна. Она уже забыла про бабушку, про отца и мать — по телевизору начинался какой-то страшно интересный проект про… Про что, Катя ещё не разобралась. То ли сверхъестественные способности, то ли чудовищное надувательство. И она погрузилась в цветные картинки. А через неделю Марья Антоновна, серьёзная и собранная, тряслась в автобусе, потом в электричке, и, наконец, в тесной маршрутке, идущей до самой деревеньки. На коленях у неё стояла коробка, покрытая картонной крышкой и обвязанная шпагатом. Дом всё так же стоял. В огороде уже пробивались первые росточки сорняков. Марья Антоновна покачала головой. Непорядок! В эту пору у соседки уже все лопаты наготове, а она… Она заглянула через забор. Голая неприбранная земля, участок без признаков хоть какой-нибудь деятельности. Марье Антоновне вдруг стало страшно. А что, если?.. Она быстро обогнула дом, вышла за калитку и нырнула в соседнюю. В доме было тихо. По деревенской привычке постучала она только один разочек, и тут же зашла. В доме, как и на участке, было неуютно и неприбрано. К тому же пахло как-то непривычно гадко. Странно… - Кто там ходит? - послышался слабый голос, и Марья Антоновна с удивлением поняла, что это соседкин голос! - Никодима Николаевна! В маленькой комнатке не было ничего лишнего. Узкая кровать, швейная машинка, трюмо да маленькая тумбочка, заставленная пузырьками. - Никодима Николаевна, что это ты? - испуганно спросила Марья. - Ай, Марья Антоновна, приболела я, - так же слабо и тихо ответила Никодима, - должно быть, помру скоро. Ты позвони сыночку, Христа ради, а то я и до телефона не доберусь. - Ты чего это, Димка?! - вдруг заорала Марья так, что Никодима подпрыгнула на своей постельке, а на старом светильничке зазвенели подвески. - Давай, вставай, калоша старая, - Марья, кряхтя, подняла соседку. Голубые венки на руках, тонкие ноги — Марья чуть не заплакала. - ты чего, а? ...К вечеру домик Никодимы сверкал, сиял и серебрился окнами. - Это, я скажу тебе, от скуки хворь, - авторитетно говорила Марья Антоновна, распаренная после бани. Она шумно прихлёбывала чай из круглобокой чашки с толстой ручкой. - Так, так, - кивала Никодима Николаевна, которая побоялась «в жару идти», и только после того, как весь жар вышел, сходила погрелась. - Ты мне тут помирать не вздумай! - грозно предупредила Марья Антоновна, разворачивая матрац и кладя его на диван в соседней комнате, - помрёшь — и не похороню! Так и лежи! Никодима Николаевна лежала в убранной свой светёлки, Марья — на диване в соседней комнате. Не спали обе. Вытирали мокрые щёки, Марья — судорожно, Никодима — тихонечко смахивая. И ещё неделя, и другая, и месяц прошли, словно и не было их. - Ах ты, зараза старая! Да что ж ты делаешь-то?! Сколько твоя псина тут ещё будет бегать? - С ума ты выжила, что ли? Сроду собак я не держала, а ты всё голосишь, ровно палец прищемила! Только им никто не верит. Катьке уже пятнадцать, но она всё ещё на каникулах — у бабушки. Егор недоумённо разводит руками, а Лена улыбается загадочно. - Ты мне скажи, почему она Катьку к себе не пускала, Лен? Ну, помнишь, тогда? - Егор, Егор! - засмеялась Лена и потрепала мужа по плечу, и произнесла до странности простое слово, но так, словно это было какое-то заклинание,— рас-са-да! ****

Как вы думаете, дорогие форумчане, что бы могло означать то, что случилось со мной когда я только-только начала разговаривать, а начала я очень рано, все удивлялись. Короче, едем мы всей семьей на машине. Проезжаем возле кладбища, и вдруг я, ни з того, ни з сего говорю: "Здесь похоронен мой муж. И все мои знакомые тут лежат". Млин... Мама говорила, что у них волосы дыбом встали. Я же еле разговаривала! Вооще малявкой была! Они предполагали, что, возможно, я вспомнила это со своей прошлой жизни, т.к. другого научного обьяснения они не нашли. Я же такой фразы даже услышать нигде не могла, настолько малой была! Что вы на это скажете?